Я не собираюсь врать. Когда Доктор Томпсон месяц назад дала мне листок с указанием места проведения собраний анонимных сообществ взаимопомощи, я разорвала листок на мелкие кусочки и швырнула их подальше на заднее сиденье, как только забралась в машину. После того как мы в течение десяти месяцев до посинения вели разговоры о том, почему я недовольна своей жизнью, я почти уверена, что она считает меня безнадежным пациентом. Ей хочется поскорее избавиться от меня, хотя она старается этого не показать. Она убеждена, что я смогла справиться со своей «хандрой» и больше не представляю для себя угрозы. Теперь она хочет, чтобы я положилась на других, чтобы помочь отцу.
Это шестое собрание анонимных больных за шесть недель. Я честно не могу сказать, почему я продолжаю их посещать. Это не «сработает, если над ним работать», потому что я не работаю над собой. Я ни разу не рассказала свою историю, ни разу не обсуждала проблемы других. Я не подружилась ни с одним из тех, с кем я провожу по часу каждую неделю, и кто изливает душу комнате полной реальных незнакомцев.
На самом деле они не совсем незнакомцы. Они все знакомы, делятся друг с другом проблемами и обращаются друг к другу за поддержкой. Я для них чужой человек. Я странная девочка, которая сидит в стороне и каждую неделю отказывается выступать, когда очередь доходит до нее. Мне некомфортно рассказывать знакомым о моем отце-алкоголике и о том, что за последние полтора года он пытался вылечиться большее количество раз, чем я смогу посчитать. Не говоря уже о людях, которые ничего не знают обо мне. Раньше я без проблем могла рассказать любому о моих проблемах. Но это было очень давно. Мои проблемы обычно сводились к тому, что завтра одеть в школу или пригласит ли меня на свидание парень, который мне нравится. С тех пор все сильно изменилось. Я возвела невидимые стены и заперла свои чувства на замок, потому что я искалечена от одиночества и не доверяю никому. Самые близкие люди бросили меня на произвол судьбы. Как после такого я могу доверять кому-либо? Когда я знаю, что в итоге они отвернутся от меня? Они всегда так поступают.
Спускаюсь на первый этаж клиники «Метро Хоспитал» и выхожу через главный вход. Меня пронзает ночной свежий воздух. Я делаю несколько глубоких вдохов, пока иду по парковке к машине. Каждую неделю все повторяется. Я слушаю чью-либо историю и чувствую, как в горле закипает паника. Я нервно отбиваю ногой минуты в ожидании окончания собрания, глядя на настенные часы.
До сих пор не понимаю, почему я прихожу сюда снова. Не имею ни малейшего представления, что заставляет меня каждый вторник в 19:45 садиться в машину, проезжать пару домов до клиники и подниматься на пятнадцатый этаж в зал собраний. Я ничего не получаю от этих встреч. Я не научилась «отпускать ситуацию и полагаться на Божью волю», или «играть роль, пока роль не станет тобой», или какому-то другому дерьмовому девизу, который они украли у сообщества анонимных алкоголиков.
У меня есть отец, который перестал жить в день, когда мама умерла. Он выбрал ежедневное утешение водкой. Я переживала потерю лучшей подруги и в тоже время присматривала за отцом, чтобы он не захлебнулся собственной рвотой или не умер от алкогольной интоксикации. Я была выпускницей школы, у которой впереди вся жизнь. Через месяц после похорон мне пришлось положить отца в реабилитационный центр, заниматься имуществом моей матери, учиться вести бизнес – и все за один день. Неожиданно я стала родителем, а не ребенком. До этого момента я состояла в национальном обществе почета и была избрана выпускником, который будет произносить речь. После похорон мне повезло, что я смогла окончить школу.
Горе, боль и новые обязанности — все это превратило меня в человека, которого я едва узнала. Только что моя мама была здесь, давала советы и помогала мне, и вдруг ее не стало. Без предупреждений, без предостережений – ее просто не стало. Ее жизнь задули как свечи на праздничном торте, не загадав желание. Только темнота. Женщина, которая обеспечивала ровное течение нашей жизни и заботилась о нашей маленькой семье, исчезла. Я осталась барахтаться сама по себе.
Я выбираюсь с переполненной парковки и в сотый раз клянусь себе, что больше сюда не приду. Я еду по городу и медленно езжу вокруг магазина «Сноу Шугари Свитс» — олицетворения мечты моей мамы и моих кошмаров.
Годами моя мама готовила десерты на все семейные праздники: свадьбы, выпускные, праздники для будущей мамы. Если она не работала или не ходила по магазинам, она занималась своим вторым любимым делом — выпечкой. Дома всегда пахло маслом и сахаром. Плита очень редко была выключена. Каждый раз, когда она появлялась на празднике с подносом всяких вкусностей, люди предлагали ей бросить работу и открыть кондитерскую.
— Дина, это лучшее печенье, которое я когда-либо ела. Как оно называется, дашь рецепт? – Мама посмеивается, когда моя тетя запихивает в рот целую горсть легких масленых сладостей.
— Эти называются Леди Локс, Кэти. Их очень сложно готовить. Я могла бы дать тебе рецепт, но тогда мне придется тебя убить. – Она отвечает, хмуря брови и мрачно хихикая.
— Хорошо, не рассказывай. Обязательно приноси их на Рождество, Пасху, мой день рождения, свадьбы детей и на все остальные наши встречи, начиная с сегодняшнего дня и до нашей смерти. Или просто открой свой магазин, тогда я смогу приходить каждый день и съедать столько, сколько влезет. – Серьезно заявляет моя тетя.
— Договорились, — подмигивает моя мама.